Убывающий мир: история «невероятного» в позднем СССР - Алексей Конаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, на рубеже шестидесятых и семидесятых годов принято считать, что крайне загадочным соединением является даже… простая вода. С 1969 года об отношении воды к здоровью человека регулярно говорит Анатолий Зубков[473]. По его словам, «если клетки не получают достаточного количества воды, то они начинают сморщиваться, стареть и даже отмирать»[474]. Индийские йоги, согласно Зубкову, предпочитают чистую родниковую воду (до «12 стаканов емкостью в 300–350 граммов»[475]); однако в СССР вода неизбежно оказывается контаминирована элементами научно-технического дискурса. Начало такой контаминации положил в 1964 году химик Вадим Мухачёв, опубликовавший (под псевдонимом Умчаев) в «Технике – молодежи» статью «В водопроводе – живая вода». Мухачёв указывал, что в зависимости от количества изотопов водорода вода может быть протиевой, дейтериевой и тритиевой; при этом дейтериевая вода – «тяжелая» и «мертвая», а протиевая, наоборот, – «легкая» и «живая». В качестве доказательства приводились следующие факты: «Особым долголетием отличаются горцы, употребляющие воду, обедненную дейтерием. <…> При той же длительности кипячения лучше поддерживает силы организма пища, которая готовится в плотно закрытой посуде, без потери легкой воды в виде пара, чем пища, неоднократно доливаемая при варке водой, в которой вследствие этого дейтерий концентрируется. <…> Рыбы мигрируют в верховья рек и в северные моря в направлении понижения концентрации дейтерия в воде»[476]. Соответственно, вопрос приобретения здоровья сводился к вопросу устранения дейтерия (этого «биологического тормоза») из потребляемой человеком воды: «Может быть, вода без дейтерия облегчит лечение таких тяжелых загадочных болезней, как рак, заболевания сердечно-сосудистой системы, многие душевные заболевания, болезни обмена веществ?»[477]. Разделение дейтерия и протия, согласно Мухачёву, происходит при образовании и таянии льдов – и советские люди принимаются увлеченно обсуждать эти процессы: «На редакции хлынул шквал читательской корреспонденции. Разговоры о талой и дождевой воде вспыхивали на улице, в вагонах метро и пригородных электричек, в лекционных залах и студенческих аудиториях»[478]. В научно-популярные журналы приходят письма от ипохондриков, требующих разъяснить, действительно ли при многократном кипячении воды в чайнике образуется дейтерий[479], и от энтузиастов, разрабатывающих проекты получения «легкой» протиевой воды «из первых фракций (20 % от первоначального веса) тающего свежевыпавшего снега»[480].
В 1968 году интерес к загадкам воды подстегнут дискуссией об «аномальной» воде, исследуемой группой советских ученых под руководством члена-корреспондента АН СССР Бориса Дерягина[481]. Эта необычная вода образовывалась в узких кварцевых капиллярах, была почти в полтора раза более плотной и в пятнадцать раз более вязкой, чем вода обычная, замерзала при минус шестидесяти градусах по Цельсию, абсолютно не вписывалась в классическую диаграмму состояния и, согласно рабочей гипотезе, представляла собой «своеобразный полимер»[482]. «Аномальную» воду надеялись применять в технике и медицине и предполагали, что именно из нее могут состоять серебристые облака[483], – пока к 1973 году не выяснилось, что причиной необычных свойств такой воды были примеси силикатов[484].
Наконец, крайне многообещающей казалась «омагниченная» вода (т. е. вода, прошедшая обработку магнитными полями), которой занимался специалист по коллоидной химии, доктор наук Вилли Классен. Классен начинал с поиска промышленных применений «омагниченной» воды (уменьшение объемов накипи в котлах, ускорение затвердевания бетона, увеличение прочности литья, улучшение процессов флотации и проч.[485]), но быстро обратился к вопросам биологии и медицины: согласно собираемой информации, использование «омагниченной» воды повышает всхожесть семян и значительно увеличивает урожайность растений; кроме того, «омагниченная» вода имеет бактерицидные свойства («в омагниченной воде погибало более 90 % кишечных палочек»[486]) и помогает лечить мочекаменную болезнь[487]. Все вместе это вселяет в Классена небывалый оптимизм («“Живая” вода! Сколько стремлений и надежд связывали издавна люди с нею – она казалась панацеей от всех бед. В наше время сказочную “живую” воду заменила омагниченная вода»[488]), а вера в целебную силу магнитов перенимается многими советскими людьми, которые будут «омагничивать» питьевую воду в домашних условиях.
Подобные взгляды критикуются целым рядом советских ученых, а член-корреспондент АН СССР, биофизик Михаил Волькенштейн рассматривает воду чуть ли не в качестве медиума, легче всего переносящего лженауку, – и дает целый список примеров, куда попадают и «аномальная» вода Дерягина, и «омагниченная» вода Классена, а также «структурированная» вода: «Вода в течение длительного времени якобы “помнит” о том, что была заморожена, нагрета или подвергнута действию магнитного поля – ее структура медленно релаксирует. Талая вода особо полезна, так как в ней сохраняется квазикристаллическая структура льда. Этим объясняется долголетие горцев, пьющих ледниковую воду, а также, добавим от себя, стихийное тяготение детей к мороженому»[489]. И тем не менее советское общество потребления здоровья продолжает напряженно искать волшебные средства и чудесные вещества.
В целом споры о витамине C, мумиё и «омагниченной» воде показывают, что интерес граждан СССР к «невероятному» ничуть не уменьшился с завершением романтических и мечтательных шестидесятых годов; загадки мира по-прежнему волнуют образованную публику, а возможность разгадок по-прежнему связывается с наукой – но очевидно меняются конкретные «невероятные» объекты. Если раньше советских людей влекли тайны далеких пространств (будь то осколки инопланетного корабля в Тунгусской тайге или следы снежного человека на склонах Памира), то теперь их гораздо больше заботят вопросы обретения и сохранения здоровья с помощью тех или иных полуфантастических средств, спектр которых простирается от сосания подсолнечного масла до выполнения «гимнастики йогов».
И даже космос, «господствующее означающее» советского дискурса о «невероятном», в семидесятые годы начинает рассматриваться под принципиально иным, новым углом.